Вчера я был несчастен. Глубоко несчастен. Что было вам небезызвестно. Расставшись с вами и многоуважаемым господином Кружевковым, отправился я было домой, но взбрело тут в мою сумасшедшую голову заглянуть на почту. И с чего это взбрело, кто бы знал? Да разве ж кто сказал мне: «Голубушка Иван Ильич, пришло письмо вам от неизвестного лица»? Иль, может, повстречал я кого? Престранно, не правда ли? Но как бы оно ни было, отправился я всё на том извозчике, который, к слову говоря, запросил не пятьдесят копеек, как договаривались, а целых семьдесят пять копеек! На почте приезду моему немало удивились. Оно, впрочем, понятно – всё Федора моя за посылками прибывала, а тут – как же! – сам Иван Ильич пожаловал. Но а я что ж, решил-таки полюбопытствовать, нет ли каких интересных вестей, касающихся меня или, на худой конец, конторы моей. «Голубчик, извольте узнать, какое письмецо пришло на имя Грущекина Ивана Ильича. И попрошу вас побыстрей». И почему же я был столь уверен, что непременно есть это письмо? А неизвестно почему. И оно же, представьте себе, было! «Да-с, вот, извольте-c фамилию поставить» - было ответом. Пребывая в глубоком удивлении, расписался я на квитанции, взял толстый конверт с неизвестной мне печатью и отправился всё к тому же извозчику. Всю дорогу до дома меня посещали самые неожиданные мысли и доводы, кому же понадобилось мне писать? Сам я уже долгое время не брал в руки пера. Да если бы даже и брал, то кто бы мне ответил? Нетерпение меня раздирало, но я не мог вскрыть конверт – нужно было сесть, успокоиться и при свете лампады прочесть его с расстановкой. Дома я первым делом сказал Федоре не беспокоить, чему она непременно удивилась, но виду не подала. Только я намеревался открыть конверт, как руки мои начинали сильно трястись. «Что же это я, в самом деле, как мальчишка?». Вскрыв наконец конверт, я обнаружил, что письмо от моего дяди из ***й губернии. Виделись мы с ним последний раз, когда я был ещё гимназистом. Весьма порядочный и умный был человек. Но помнилось мне, что он господин со странностями. И сейчас письмо оказалось настолько странного содержания, что я перечитывал его по нескольку раз, пока окончательно не удостоверился в том, что правильно всё понял. Суть его сводилась к следующему. Собрался дядюшка помирать, то есть помирать он, конечно же, не хотел, но непонятнейшим образом предчувствуя свою кончину, решил вконец определиться с именем единственного своего наследника. Не имея своих кровных детей, дядя, что ж вы думаете, выбрал меня! Хоть и играл он со мной, мальчишкой, учил всему, но мы с ним уж десять лет минуло, как ни весточкой не перекинулись! Удивлению моему не было предела. Нет, вы только представьте себе, уважаемый Григорий Алексеевич! Целое наследство! И только приходила мне мысль о том, как зажить-то можно с этим наследством, так и погружался я в мечтания, которые всё продолжались и продолжались, и не было им предела. И как теперь это событие трезвым умом расценить, я не знаю, но и отказываться, сами понимаете, не могу.
Поразмысливши немного, решил я сообщить вам, как другу моему близкому. Но, что ж это я, настрочил уже поболе двух страниц, а мне бежать уж пора. Прошу, не обидьте, ответьте старому своему другу. Любопытно мне знать, что вы думаете о столь странном происшествии.